– Знаю. Именно поэтому ты оказался на Скамье и считаешь сейчас немногие оставшиеся часы. Этих фанатиков тебе следовало бы ненавидеть.

– Ненависти к ним у меня нет. Равно как и у них нет права находиться здесь. Они меня бросили. За решетку меня засадил Доган, а ведь, давая на суде показания, он являлся великим магом штата Миссисипи. Даже адвокатам моим Клан не заплатил ни цента.

Чего ты ожидал от кучки головорезов? Верности? Преданности?

– Но я-то был им предан.

– А в результате? Ты должен заявить, что не считаешь себя больше членом Клана. Потребуй, чтобы они убрались отсюда.

Сэм аккуратно положил стопку конвертов на соседний стул.

– Я сделал это за тебя, – сказал Адам.

– Когда?

– Тридцать минут назад. Обменялся парой слов с их главарем. Им плевать на твою жизнь, Сэм. Казнь дает им возможность погреться в лучах твоей славы. Они намерены превратить тебя в свое знамя, в факел, который будет гореть долгие годы. С твоим именем на устах они примутся жечь кресты, организуют паломничество к твоей могиле. Ты нужен им мертвым, Сэм.

– У вас вышла разборка? – заинтересовался Кэйхолл.

– Так, по мелочи. Ты решил что-нибудь насчет Кармен? Ей необходимо время на сборы.

Сэм глубоко вдохнул, с шумом выдохнул.

– Я бы очень хотел посмотреть на нее. Только предупреди девочку, пусть не пугается меня.

– Выглядишь ты прекрасно.

– Господи Всеблагий, благодарю. А Ли? – Что Ли?

– Как у нее дела? Понимаешь, ведь нам приносят газеты. Ее имя упоминалось в воскресенье, а потом и во вторник, что-то вроде “пьяной леди за рулем”. Надеюсь, она не в тюрьме?

– Нет. В клинике. – Фраза прозвучала так, будто Адам точно знал, в какой именно клинике находится тетя.

– Она может прийти?

– Ты этого хочешь?

– Наверное, да. Скажем, в понедельник. Там видно будет.

– Хорошо. – “Где, – подумал Адам, – разыскать ее?” – В выходные обязательно переговорю с ней.

Сэм протянул ему незапечатанный конверт:

– Передай администрации. Список посетителей. Можешь посмотреть.

Адам вытащил из конверта лист бумаги. Всего четыре имени: его собственное, Ли Фелпс Бут, Кармен Холл и Донни Кэйхолл.

– Немного.

– У меня уйма родственников, только видеть их не желаю. За девять с половиной лет ни один не дал о себе знать. Будь я проклят, если позволю теперь хоть кому-то явиться сюда. Пусть приберегут слезы до похорон.

– Газетные репортеры и тележурналисты осаждают меня просьбами устроить с тобой интервью.

– К дьяволу!

– Так я им и сказал. Правда, есть один человек, Уэндалл Шерман, автор пяти или шести книг, довольно известный писатель. Сам я его шедевров не читал, но отзываются о нем неплохо. Вчера он звонил мне, просил разрешения прийти сюда, чтобы записать с твоих слов историю твоей жизни. Произвел на меня впечатление прямого и честного человека. Он уже вылетел в Мемфис – так, на всякий случай, если ты согласишься.

– Зачем ему понадобилась история моей жизни?

– Шерман думает написать книгу.

– Душещипательный роман?

– Сомневаюсь. Он готов заплатить за беседу пятьдесят тысяч наличными плюс какой-то процент с гонорара.

– Поразительная щедрость. Пятьдесят тысяч долларов за пару дней до смерти. Что мне с ними делать?

– Я просто передал тебе его предложение.

– Что ж, окажи любезность, скажи ему, пусть убирается к черту. Предложение меня не заинтересовало.

– Понял.

– Составишь завтра же контракт, по которому все права на свое жизнеописание я передаю только и исключительно тебе. После моей смерти можешь делать с ним что хочешь.

– Было бы разумно записать твой рассказ на пленку.

– Ты имеешь в виду…

– Диктофон. В следующий раз принесу крохотный аппарат с кассетами, будешь в него наговаривать.

– Какая тоска. – Сэм облизнул палочку эскимо и швырнул ее в корзинку для бумаг.

– Зависит от того, как на это посмотреть. События развиваются довольно стремительно.

– Ты прав. Скучная и никчемная жизнь, зато сенсационный финал.

– Может выйти настоящий бестселлер.

– Хорошо, я подумаю.

Сэм резко поднялся, сбросил резиновые тапочки и, подсчитывая шаги, стал расхаживать по “гостиной”.

– Тринадцать на шестнадцать с половиной, – негромко пробормотал он, затягиваясь сигаретой.

Адам писал что-то в блокноте, усилием воли заставив себя не обращать внимания на мечущуюся между стенами фигуру в красном. Наконец Кэйхолл остановился.

– Хочу попросить тебя об одолжении. – Голос его звучал хрипло.

– Слушаю.

Сэм опустился на стул, взял из стопки верхний конверт и протянул Адаму лицевой стороной вниз.

– Доставь письмецо.

– Кому?

– Куинсу Линкольну.

Положив конверт на стол, Адам бросил в сторону деда внимательный взгляд. Глаза Кэйхолла были устремлены куда-то под потолок.

– Писанина отняла у меня почти неделю, но обдумывал ее я сорок лет.

– Что в письме? – раздельно спросил Адам.

– Просьба о прощении. Слишком долго нес я груз вины, Адам. Джо Линкольн был порядочным человеком и добрым отцом семейства. Я потерял голову и убил его без всякой причины. Еще до выстрела я понял, что расплата окажется неминуемой. Сколько лет меня мучило чувство раскаяния! А сейчас мне осталось лишь попросить у них прощения.

– Для Линкольнов это очень много значит.

– Может быть. Во всяком случае, надеюсь, я поступаю по-христиански. Хочется хотя бы перед смертью ощутить себя пусть грешным, но христианином.

– И где же мне искать Куинса?

– Хороший вопрос. От брата я слышал, что Линкольны по-прежнему обитают в округе Форд. Руби, вдова Джо, должно быть, еще жива. Боюсь, тебе придется отправиться в Клэнтон и навести справки на месте. Шериф там из афроамериканцев, с него бы я и начал. Соплеменников своих он наверняка знает наперечет.

– Допустим, я разыщу Куинса. И что?

– Объяснишь ему, кто ты. Отдашь письмо. Скажешь, дед просил перед смертью простить его. Справишься?

– Думаю, да. Не знаю только когда.

– Дождись, пока меня не станет. Потом у тебя появится достаточно времени.

Сэм взял из стопки еще два конверта, подал Адаму, встал со стула и медленно прошелся по комнате. На одном конверте был адрес Рут Крамер, на другом Адам прочел имя Эллиота Крамера.

– Передашь Крамерам. Но только после казни.

– Почему?

– Чтобы мотивы мои остались чистыми. Пусть не думают, будто за час до смерти я хочу возбудить в них сочувствие.

Адам положил оба конверта рядом с первым. Три послания, три мертвых тела. Сколько еще писем напишет Сэм за субботу и воскресенье? Сколько всего было жертв?

– Ты уверен, что казнь неизбежна, Сэм?

У двери комнаты Кэйхолл остановился, повернул голову:

– Счет не в нашу пользу. Я просто готовлюсь.

– Но возможность пока остается.

– Конечно, конечно. И все-таки я хочу быть готовым. Я причинил много зла людям, Адам, но раньше как-то не задумывался об этом. Когда человек подходит к краю пропасти, ему самое время оглянуться на содеянное.

Адам сунул конверты в кейс.

– Будут и другие, Сэм? Кэйхолл опустил голову.

– Пока это все.

* * *

Вышедший в пятницу утренний выпуск городской газеты Джексона на первой странице поместил сообщение о том, что Сэм Кэйхолл обратился к губернатору с просьбой о помиловании. Под выразительным снимком Дэвида Макаллистера и невзрачной фотографией осужденного шел пространный комментарий Моны Старк: оказывается, губернатор погружен в мучительные раздумья.

Будучи истинным слугой народа, стойким защитником интересов населения штата, сразу после вступления в должность Макаллистер организовал у себя в офисе горячую телефонную линию. Выписанный крупными цифрами на стене едва ли не каждого дома номер призывал граждан без стеснения длиться своими проблемами. Свяжись с губернатором! Бесплатно. Он выслушает. У нас демократия.

Операторы в резиденции и офисе дежурили круглосуточно.

Как человек, которым движут амбиции, а не сила духа, Макаллистер раз в день изучал сводку поступивших звонков. По складу характера он принадлежал не к лидерам, не к ведущим – к ведомым. Он не жалел денег на разного рода опросы, обобщал суть наиболее типичных вопросов, а затем, пользуясь умеренно-пышной фразеологией, разъяснял людям, что к чему.